теория полета

фото: 21 марта, Москва.

Реактивный пассажирский самолет завис в воздухе прямо над моей головой, как будто не мог продвинуться больше ни на метр, что еще сильнее подчеркивалось нарастающим истеричным ревом его двигателей. Еще две секунды – и он скрылся за горой в том месте, откуда сразу же вырос оранжево-красный огненный гриб. Странно. Пока я доставал фотоаппарат из сумки, в воздухе не осталось и следа от взрыва. Я выматерился вслух и отправился в путешествие на трамвае через весь город к склону поросшей лесом горы, где должны быть рассредоточены останки самолета, запечатлев которые, я собирался номинироваться на World Press Photo. Или хотя бы выгодно продать - чем больше смертей за раз, тем больше денег. Это конечно, не тот кадр или серия, которые давно созрели в моем больном сознании – самолет врезается в аптеку, что находится в жилом доме, с максимальным уроном для всех участников конфликта, но обгоревшая вывеска аптеки все же уцелела. Из этого можно было бы вытянуть целую серию, с панорамой из нескольких кадров и крупными планами, и потрясающим основным кадром, но пока не судьба…

И вот в своем путешествии через пустой заснеженный город я постоянно встречаю по всей продолжительности своего пути подвергшихся моментальной заморозке и застывших в абсолютно живых и непостановочных позах львов. По одному и по двое. И у всех у них абсолютно ровно отрезана задняя часть, и теперь совершенно безопасно для здоровья можно наблюдать точный срез внутреннего мира царя зверей. Но конечной целью моего путешествия оказалось не место авиакатастрофы, а какой-то грязный туалет в полуразрушенном опустевшем доме, двухэтажной деревяшке, и единственное живое существо, уцелевшее в этой части мира было обросшей, неряшливой, со скатавшейся шерстью человекообразной обезьяной. Уцелевшей потому, что она питалась тем, что конденсировалось на стенках сливного бачка унитаза – чистой сорокоградусной водкой.